Иоанна Хмелевская - Дело с двойным дном [Версия про запас]

Опять тяжело вздохнув, Болек пожал плечами, и у меня создалось впечатление — с трудом удержался от того, чтобы не сплюнуть с отвращением.

Хорошие манеры не позволили ему сделать это.

— Мухоморы! — гробовым голосом известил он.

— Что?!

— Мухоморы. Грибочки такие.

— Он слопал мухоморы? — не поверил своим ушам Януш и невольно бросил взгляд на банку с маринованными шампиньонами, которую мы только что вскрыли, ожидая дорогого гостя. Из-за него и с ужином подзадержались.

— Можно и так сказать. Слопал. Точнее — принял внутрь. В жидком виде. И вероятнее всего, не подозревая о том, что это мухоморы.

— А объяснить по-человечески ты не можешь?

— По-человечески трудно, уж очень по-дурацки все это выглядит. Похоже, его кто-то отравил, может, и покойница-хозяйка, а может, одна из тех двух баб. Очень сильная концентрация ядовитой жидкости, так сказать, экстракт из мухоморов. Мы обнаружили его на кухне в бутылочке с пробочкой, в кофейнике, в одной из чашек с остатками кофе и в покойнике. Покойница кофе не пила, в её чашке была заварена лечебная травка. Для себя она заварила шалфей с мятой и ромашкой.

— А в коньяке что было?

— А в коньяке и того хуже. В бутылке — только коньяк, без всяких посторонних добавок. А в одной из рюмок — с люминалом. А может, и другое какое средство, экспертиза установила лишь, что сильное снотворное.

— И кто выпил это снотворное?

— Никто.

Новости малость нас ошарашили. Мы потребовали разъяснений, хотелось также услышать мнение следственных властей. Болек сел за стол, раскопал вилкой шампиньон покрупнее, извлёк его из банки, оглядел с некоторым сомнением, но съел. Чтобы успокоить человека, я извлекла второй и, сев напротив, тоже съела. Похоже, я поступила правильно, потому что он пристально смотрел мне в рот. Потом начал рассказывать:

— Вот и получается, что чёртов щенок опять оказался прав. Ведь он с самого начала вцепился в кухню, и пожалуйста… Мы попытались воссоздать ход событий, и у нас получилось следующее: пришёл Райчик с бутылкой коньяка, сидели они вдвоём за столом в комнате и пили коньяк, кофе и травки…

Естественно, до этого кто-то должен был кофе сварить и приправить мухомором, по всей вероятности, это сделала хозяйка, ибо на кофейнике только её пальчики. На бутылке с мухомором чьи-то ещё, старые и запылённые. Никак не определишь, кто кому приготовил коньяк со снотворным, потому что рюмки оба брали в руки, и рюмку со снотворным в руках держали и он и она. После того, как в мужике обнаружили мухомор, особо заинтересовались содержимым желудка бабы. И ничего! Может, она заметила, как он ей что-то подсыпал в рюмку, и не стала пить. Потом она убрала со стола, не все сразу унесла в кухню, подноса у неё не было. Вынесла, значит, в кухню часть посуды, но вымыть ничего не успела, наверное, хотела пойти за остальной в комнату, тут он и угостил её молотком. Он же отнёс в кухню бутылку с остатками коньяка, её пальцев на бутылке не было. Сахарница осталась на столе.

— Для того чтобы отнести в кухню коньяк, ему пришлось перелезть через неё, — осуждающе заметила я.

— Пришлось! — подтвердил Болек. — Перелез, сделав такой большой шаг, и обратно таким же манером. После чего тут же принялся за работу. Она не сразу померла, с полчаса ещё была жива, с этой своей разбитой головой. А его мухомор прихватил в тот момент, когда он поднимался с пола, держа в руках обнаруженный клад. А до этого он извлёк шкатулку из тайника и, стоя на коленях, открыл её с помощью маленькой отмычки. Мы её нашли. Наверное, открыл, увидел, что в ней, закрыл крышку, встал со шкатулкой в руках и упал. Шкатулка брякнулась на пол, крышка отскочила, и содержимое шкатулки рассыпалось по полу.

— А почему вы думаете, что он не запер её? — спросил Януш.

— Не мог запереть, мы проверили. Он с большим трудом её отпер, при этом отмычка погнулась, и запереть уже было нельзя. Вот и получается, что время смерти у обоих совпадает, значит, они убили друг дружку, дай-то бог, аминь. В таком случае, не придётся искать убийцу, но неясности все же остаются.

Ещё бы! Неясности просто нахально лезли на первый план. Разлетевшееся по комнате золото так и должно было там лежать, рядом с трупом, но ведь его же там не оказалось, а само оно уйти не могло!

Двери в квартиру я застала приоткрытыми, а ведь трудно представить, чтобы эта милая парочка сначала угощалась при открытых дверях, а потом, не позаботившись о том, чтобы прикрыть двери, Райчик ударом молотка размозжил хозяйке квартиры голову. Нет, там непременно был ещё кто-то. И далее вопрос с убийством Наймовой нельзя считать до конца выясненным, ибо, используя потом молоток для того, чтобы разбить стену, Райчик стёр все следы, которые могли бы оказаться на ручке. Возможно, мухомором воспользовался кто-то третий. Многочисленные женские отпечатки пальцев могли свидетельствовать также и о наличии у Райчика сообщницы. Они вместе могли разработать план убийства Наймовой. Сначала попытались её усыпить, а когда не вышло, стукнули несчастную молотком. А потом сообщница избавилась от сообщника с помощью грибочков. Она могла и за столом с ними сидеть, могла тоже что-то пить, а потом, когда оба уже были мертвы, свою посуду вымыла и спрятала, оставив остальное на месте, чтобы ввести в заблуждение полицию.

А потом забрала сокровища и смылась с ними, оставив без внимания двери.

— Племянница, — проговорил Януш. — Вы уже её нашли?

— Как же, нашли! — раздражённо ответил Болек. — Мы тоже не лыком шиты, тоже допускаем её участие, но вот найти её оказалось совсем непросто.

Никто не знает, где она живёт. Никто даже фамилии её не знает. Имя известно — Катажина. А вот фамилии не знаем.

Мы с Янушем дружно возмутились — как это можно не знать фамилии ближайшей родственницы человека, которого все в доме знали? Ведь и племянница долго жила в той же квартире.

Болек отважно ел грибочки. Я правильно рассчитала — они очень подходили к зразам. Немного подкрепившись, поручик пояснил:

— Не так все просто. Лет двадцать назад покойница прописала у себя внучку сестры, причём прописала под своей фамилией, хотя ни о каком удочерении и речи не было. А поскольку Наймова была вдовой и Найма — фамилия её усопшего мужа, то вычислить фамилию её сестры нам не удалось. И в школе девочка училась под фамилией Наймова. Катажина Наймова. Кое-кто в школе смутно припоминал, что, кажется, перед получением аттестата зрелости девушка предъявила свою метрику и в аттестате была проставлена её настоящая фамилия, но сделала это секретарь педагогического совета, одна из учительниц, с которой девушка особенно сдружилась, но она уже в школе не работает и вообще выехала за границу.

А больше никто в школе настоящей фамилии Катажины не знает. Девушка покинула квартиру Наймовой два года назад, кажется, где-то учится, где — тоже неизвестно. Возможно, вышла замуж, возможно, тоже уехала из Варшавы, кто знает…

— Вы в школе пытались все это узнать?

— И в школе тоже. Там нам и сказали, что секретарь педсовета, та самая учительница, с которой Катажина была дружна, уже в школе не работает, уехала куда-то за границу.

— Уехавшая учительница проживала в Варшаве?

У неё могут быть здесь родные?

— Могут. Мы пытаемся их разыскать и через них узнать заграничный адрес учительницы. Пока не разыскали. Говорят, это по её настоятельной просьбе в аттестат зрелости Катажины вписали её настоящую фамилию. И у неё никого из родных в Варшаве нет, это мы уже проверили. Но адрес, по которому учительница проживала, в школе нам сказали. Конопяк уже там побывал, но ничего не смог узнать. В её квартире никого не застал.

— Неужели никто из соседей ничего не знает?

— Соседка там такая вредная баба, что не приведи господь! Вообще не пожелала с нами разговаривать. Работа у неё домашняя, наверняка что-то знает, но на все расспросы Конопяка один ответ: ничего не знаю и вообще у меня нет времени на пустые разговоры. Конопяк сказал — сущая мегера, у него было сильное желание за патлы притащить вредную бабу в комендатуру и там допросить с пристрастием. Она просто-напросто вытолкала его за дверь! Мы сами понимаем, племянница — первая в списке подозреваемых. А даже если бы её и не подозревали, все равно следовало бы её отыскать, как ближайшую родственницу погибшей. Сами посудите — все говорят, навещала она тётку довольно часто, и вдруг исчезла, как сквозь землю провалилась.

— Да ведь всего два дня прошло со дня гибели её тётки! Девушка может не знать об этом, возможно, скоро сама объявится, — сказала я.

Болек не разделял моего оптимизма.

— Сомневаюсь и не очень надеюсь на чудо. Избавила бы нас от лишней работы. Представляете, ведь теперь мы станем разыскивать её через Бюро общегосударственного учёта населения, исходя из имеющихся в нашем распоряжении всего-то данных: имя девочки и дата её рождения, девичья фамилия матери — Кочинская, в домоуправлении узнали. Вот и все.